05.05.2015 в 10:52
Пишет +Kladbische+:...
Площадка – песок и горка, скамейка, двор детства – юн,
И знаешь, что будет лето, и бабушка, и июнь,
И дуб многолетний в парке: он стар, что норвежский фьорд.
Мне, маленькому, казалось, что мир нерушим и твёрд.
И твёрдо добро и слово; герои крепки, как сталь:
Не свалятся с постамента, не смогут уйти с поста.
Пришел за июнем холод, и огненный страшный град,
И был старый дуб расколот, и горка, и двор, и сад.
На сером безлюдном поле – чернеющий сухостой,
Ни крепости нет, ни тверди, один постамент пустой.
Замазал на сердце рану, надеждой опять объят:
Есть в мире дома и храмы, что тысячи лет стоят,
Есть стены, ступени, ступы, есть истины – только верь,
В земле без тоски и смуты – здесь крепость твоя и твердь.
Здесь благостно, верно, тихо… Остаться б навеки тут!
Но слышишь – лавина, крики, и сколько-то магнитуд,
И пыль накрывает утро, в руинах засела мгла:
Все ступы, ступени, сутры, и грудой гряда легла.
Так искры надежды тухнут, еще не попав на трут;
Всё твёрдое станет хрупким, все близкие нам умрут,
Без света лежишь, калачик, сквозь веки пронзая тьму,
И думаешь – что же дальше, к чему это всё, к чему?
В нетвердой, некрепкой жизни надежда всегда горька.
И мне в темноте ложится в ладони твоя рука.
Не твёрдо, не крепко – нежно, так мягко, сквозь сон и миг,
И в этот момент, конечно, становится мир велик –
Воздушен, прекрасен, важен, извечный Господень хор,
Он весь: из руин и башен, из горок моих и гор,
Июни, июли, зимы – всё благо и волшебство…
И сладко-невыразима нетвёрдая твердь его.
Ведь скалы сотрутся в пепел, сметёт его суховей.
А свет остается светел в бессмертной любви своей.
URL записиПлощадка – песок и горка, скамейка, двор детства – юн,
И знаешь, что будет лето, и бабушка, и июнь,
И дуб многолетний в парке: он стар, что норвежский фьорд.
Мне, маленькому, казалось, что мир нерушим и твёрд.
И твёрдо добро и слово; герои крепки, как сталь:
Не свалятся с постамента, не смогут уйти с поста.
Пришел за июнем холод, и огненный страшный град,
И был старый дуб расколот, и горка, и двор, и сад.
На сером безлюдном поле – чернеющий сухостой,
Ни крепости нет, ни тверди, один постамент пустой.
Замазал на сердце рану, надеждой опять объят:
Есть в мире дома и храмы, что тысячи лет стоят,
Есть стены, ступени, ступы, есть истины – только верь,
В земле без тоски и смуты – здесь крепость твоя и твердь.
Здесь благостно, верно, тихо… Остаться б навеки тут!
Но слышишь – лавина, крики, и сколько-то магнитуд,
И пыль накрывает утро, в руинах засела мгла:
Все ступы, ступени, сутры, и грудой гряда легла.
Так искры надежды тухнут, еще не попав на трут;
Всё твёрдое станет хрупким, все близкие нам умрут,
Без света лежишь, калачик, сквозь веки пронзая тьму,
И думаешь – что же дальше, к чему это всё, к чему?
В нетвердой, некрепкой жизни надежда всегда горька.
И мне в темноте ложится в ладони твоя рука.
Не твёрдо, не крепко – нежно, так мягко, сквозь сон и миг,
И в этот момент, конечно, становится мир велик –
Воздушен, прекрасен, важен, извечный Господень хор,
Он весь: из руин и башен, из горок моих и гор,
Июни, июли, зимы – всё благо и волшебство…
И сладко-невыразима нетвёрдая твердь его.
Ведь скалы сотрутся в пепел, сметёт его суховей.
А свет остается светел в бессмертной любви своей.